Огни города освещали его путь вплоть до того момента, как он начал приближаться к назначенному самим собой и самому себе месту. Когда-то этот парк аттракционов радовал своих посетителей разнообразием развлечений, вкусной едой в небольших ларьках и кафешках и весёлой атмосферой, которая просто напросто не могла быть другой в подобном месте. Как знал Ганс, парк обанкротился по неизвестной причине, запустел и постепенно превратился в устрашающее место, где обычно собирались местные отморозки, любители мрачных пейзажей и одиночества и некоторые школьники, которых здесь не могли поймать за распитием спиртных напитков или прочих неприличных и, в силу их возраста, незаконных занятий. Швиммер же просто не мог уснуть из-за роя различных мыслей в голове и духоты в его комнате, поэтому он и бродил по городу, ища что-то, но не зная, что ему хотелось бы найти. К тому же, на улице было прохладнее, особенно в этом заброшенном месте, где дул прохладный ветерок, играясь с волосами, но не устраивая на голове вакханалию.
Бывший парк аттракционов, мечта всех любителей развлечений и просто семейных походов куда-то встретил его мрачными строениями, которые казались ещё уродливее в свете полной луны, а ночное зрение только добавляло мрачных красок этому месту. Будто именно это он и искал. В любом случае, юноша остановился ненадолго в нескольких шагах от кассы, рассматривая что-то вдали, являвшееся очертаниями колеса обозрения или же чёртово колесо, как его иногда называли в народе.
«Что только некоторые не выдумают», - почему-то возможность неприятной встречи с теми, кто мог здесь проводить своё время в данный момент, была отвергнута, молодой человек двинулся вглубь парка, скользя ленивым взглядом по аттракционам, ларькам. Всё выглядело так, будто здесь последних посетителей и работников этого парка настигла какая-то катастрофа и вынудила их покинуть это место, так всё и бросив. Мысли об этом навевали смешанные воспоминания о школе.
«Наверное, те из профессоров, кто не захотел сесть в тюрьму, также бросали всё оборудование и кабинеты, убегая от руки правосудия», - если признаться честно, то он не скучал ни по приёмному отцу, ни по кому-то ещё, даже близких и лучших друзей вспоминал не так часто, словно его теперешняя жизнь является чистым листом, на котором должно быть написано что-то другое, никак с прошлым не связанное. Но отзвук тихой песни Жози, находящейся в полусонном состоянии, но вызвавшейся не дремать до тех пор, пока Ганс не доберётся до места назначения.
И вот он здесь, стоит в нескольких метрах от того самого колеса обозрения, что первым бросилось ему в глаза, а она всё ещё поёт, теперь уже желая довести песню до конца.
Вместе с мыслями пришла меланхолия, заставившая молодого человека опуститься прямо на стоящую неподалёку скамью и опустить голову на руки, глубоко погружаясь в свои мрачные мысли и уже не обращая внимания ни на что вокруг себя. Даже газета, лениво уносимая ветерком и шуршащая необычайно громко, не сразу привлекла его внимание.
«Что бы сейчас со мной было, если бы он меня тогда не усыновил? Или загремел в тюрьму после нашего "посвящения"?» - короткие завитки слов превращались в длинные и странные мысли, от которых невозможно было убежать ни в реальность, ни в себя, даже Жозефине они порой мешали, ведь ей были доступны вся его подноготная с набором страхов, надежд, чувств и мечтаний.
- Сидел бы где-нибудь, возможно, работал бы или учился... без магии и без вечного спутника. Или остался бы с потухшей без должного развития искрой магии в груди. Вот только понять бы, что из этого хуже, - мысли вслух свойственны подобным ему и обычно вырываются при таких серьёзных размышлениях независимо от того, может их кто-то услышать или нет. Сейчас никто не мог услышать, так думал Швиммер, не зная наверняка, но надеясь, что ли, что это никого не коснётся.

«Под коркой льда иногда прячется мягкое и нежное нутро. Как и у тебя, почти...» - лёгкая, как пёрышко, фраза легла на плечи тяжёлым грузом, а дальше наступила тишина. Тишина и какое-то внутреннее опустошение, дыра где-то в груди, которую хотелось заполнить глупыми мечтами и надеждами. Только ветер шумит всё той же газетой и ветвями кустов и деревьев да скрипят, медленно покачиваясь, кабинки чёртова колеса, будто сидят в них разгулявшиеся дети и раскачивают из стороны в сторону. Он уже был один раз в подобном месте, но только в Германии и не один. Имя его ночного спутника давно затерялось в чертогах памяти, оставив только горечь на языке и расплывчатые черты лица. Гансу было 16, тому парню, кажется, чуть больше по месяцам. Они не занимались тогда ничем таким нелегальным, если вычесть то, что также покинули школу во время комендантского часа и шастали по заброшенным местам без особой цели.
До этого места не долетали звуки ночного города, оно казалось вымершим и являлось им, поэтому отголоски чьих-то криков в районе входа в парк заставили Ганса вернуться в реальность и чуть насторожиться, но потом снова вернулась тишина, разрезаемая на лоскуты звуками призрачного парка, с тишиной вернулись и обрывки прерванных воспоминаний. Никто ему не говорил, куда потом делся его приятель, но теперь Ганс мог догадаться, что тот был лишь следствием одной из неудачных попыток того эксперимента.
Шорох сначала не привлёк его внимания, взгляд был направлен в сторону газеты, замершей посреди выложенной гравием дорожки, и только неожиданный вопрос, да и вообще чей-то голос, слышанный им где-то прежде, окончательно оборвал все нити этого воспоминания, заставив занавес рухнуть и вернуть светловолосого юношу в реальность.
«Так... что он спросил...» - взгляд его тут же устремился в ту сторону, откуда был услышан голос. Даже ночное зрение не помогло выловить какие-то чёткие очертания, потому что Ганс просто не до конца понял, что здесь происходит, кто это вообще, и почему он здесь.
Странный вздох ворвался в лёгкие, а юноша на минуту снова задумался, но на этот раз над ответом на заданный вопрос, который всплыл в памяти хоть и обрывками, но без потери своего смысла. В порядке ли он? Ганс сейчас вряд ли смог ответить на этот вопрос. Взгляд его пытался за что-то зацепиться, но, видимо, сегодня ему передалась рассеянность сущности, потому что Швиммер никак не мог сосредоточиться и справиться даже с этой довольно простой задачей.
- А... это ты, Маркус, кажется, - луна помогла ему уловить то, что он так хотел, теперь студент мог с уверенностью сказать, что перед ним находится тот самый парень, которого на одной из лекций сам Ганс окрестил носителем чёрного гнезда на голове. Но сейчас этот хаос не вызывал никакого раздражения, а сам молодой человек, кажется, даже был немного рад где-то в глубине души, что ему попался хотя бы отчасти знакомый. Хотя, мало ли что могло быть у него на уме.
- Я в порядке, кажется, - чуть мотнул головой, стараясь разогнать жужжащие в голове мысли, которые тут же цеплялись с воспоминаниями, вылавливая короткие и случайные встречи где-нибудь в столовой, на занятиях и в прочих местах, где всегда было людно. Такие встречи обычно не длятся дольше пары-тройки пустых фраз, но почему-то отпечатываются в сознании. Хорошо, что некоторые всё-таки забываются, иначе его голова взорвалась бы от кучи неважных и временами не таких уж и нужных воспоминаний.
«Наверное, существа с абсолютной памятью со временем сходят с ума», - снова мысли подхватили его и понесли по своему течению, но возобновившийся ветер и прилетевшая прямо к ногам, жутко шуршащая газета выдернули его, словно морковку из грядки, и заставили вспомнить, что он здесь уже не один. Возможно, где-то там есть и ещё кто-то, отголоски чьих криков были им недавно услышаны.
- Кто-то кричал неподалёку, слышал? - ну, раз уж он, кажется, и его ночные бредни услышал, раз решил поинтересоваться, то и крики те должен был услышать. А еще, возможно, мог знать, кому они принадлежали. Ганса это не должно было вообще волновать, но почему-то данная тема вызывала в нём интерес, мало ли, кто там бродит.
«Если хорошо подумать, то я особо-то и защитить себя не смогу», - откинувшись на спинку скамьи и почувствовав её отрезвляющую прохладу через ткань поло, Швиммер снова перевёл взгляд на Маркуса. Что-то подсказывало, что его история ночных разговоров с малознакомыми существами заходит на второй круг и обещает повториться хотя бы отчасти. Что ж, время плыть по течению.

Отредактировано Hans Schwimmer (13-04-2018 21:22:24)

- Швиммер, - тихо ответил юноша на слова Маркуса и, заправив выбившуюся прядь за ухо, положил руки на колени и перевёл взгляд на газету, что ещё несколько минут в какой-то агонии билась у его ног, светя старыми заголовками. А потом, словно сделав последний вдох перед неминуемой смертью, была подхвачена неожиданным порывом ветра и унесена в небо. И только белая точка в свете луны была видна какое-то время на небосводе, но потом и она исчезла где-то под редкими облаками, заставив Ганса снова перевести взгляд на сидевшего рядом однокурсника. Луна, выглянув из своего укрытия в виде небольшого облака, словно коснулась лица его случайного собеседника, давая Швиммеру заметить несколько шрамов, но потом, стесняясь, она вновь спряталась, решив создать более загадочную атмосферу, нежели та была сейчас.
«Так много шрамов,» - с какой-то долей грусти подумал светловолосый студент и перевёл глаза на свои пальцы, которые уже вовсю комкали край его поло и казались какими-то чужими в этом непонятном свете. Когда они последний раз касались клавиш фортепиано, когда держали смычок и зажимали струны, повторяли узоры на нежной флейте? Он вот уже несколько месяцев не занимался музыкой, посвящая себя рисованию вот таких вот мест, где становится жутко от одного только взгляда на брошенное сооружение, а смотреть потом на холст, где всё это изображено, зная, что ты там был, почти невозможно. Поэтому Ганс всегда прячет свои подобные картины от самого себя под полотном не из боязни как-то испортить их лишним прикосновением, просто боится меланхолии, которая в последнее время записала себя на должность его второй неотлучной спутницы.
От созерцания и попытки узнать свои пальцы жозефина отвлёк голос Маркуса, те крики, по его словам, принадлежали каким-то вампирам с которыми, видимо, у него были какие-то неприятности. Шутливый тон его немного разбавлял обстановку и теперь помогал Гансу лучше балансировать между реальностью и своими раздумьями.
- А ты сейчас здесь, потому что вы решили поиграть в прятки, а они там пока разминаются путём марафона? - на этот раз лунный свет, будто специально, чуть дольше освещал именно то место, где они сидели, позволяя юноше, особо не напрягаясь, лучше рассмотреть лицо собеседника. Даже упавшая на ему на глаза чёлка не выглядела уже такой нелепой, не было и желания отправить этого парня в парикмахерскую как можно скорее или причесать его самому. Сейчас Ганс вспомнил и о своих волосах, редкие пряди которых не без помощи ветра выбились из какой-никакой прически и нагло лезли в глаза и щекотали шею, из-за чего приходилось тут же убирать их за уши, приглаживать и тереть шею в тех местах, где было щекотно. Но это была ещё одна доза отрезвления и отвлечения его от края пропасти под красивым и мелодичным названием меланхолия.
«И я когда-нибудь ухну туда с головой и пропаду в унынии - одном из смертных грехов...» - поняв, что снова залип, но теперь уже на лице сидящего рядом студента, Ганс чуть покраснел и, словно не зная, как себя вести в подобной ситуации ещё сильнее зашевелил пальцами, комкая несчастную и, ни в чём уж неповинную ткань. Они просто решили, что она будет страдать, пока его атакует рой мыслей, заставивший Жози проснуться от её неспокойного сна и продолжить тот грустный мотив. И это ещё сильнее подливало масла в огонь.
- Просто не спалось, - поняв, что пытаться управиться с выбившимися прядями, и перестав с ними воевать, проговорил юноша, - решил пройтись по городу и оказался здесь...
Ветер постепенно стих, позволив ему всё-таки плюнуть на запрет себе трогать свои же волосы и перевязать их по-новому, круглолицая и молчаливая красавица снова выглянула из своего укрытия, оттолкнув его подальше от себя, и протянула к ним свои пальцы-лучи, пока звёзды мигали в такт мотиву, игравшему у него в голове.
- Облака почти пропали, звёзды видно, - не заметив, вслух проговорил Ганс, обратив голову к небу, и на несколько минут замолк.

Звёзды мигали, словно тусклые глаза какого-то могучего титана, смотрящего на них свысока, как на суетливых микробов. Зрелище было настолько притягательное и гипнотизирующее, что Ганс на протяжении несколько минут не мог оторвать глаз от ночного неба. Эта лодка снова уносила его по течению, мелодично раскачивая из стороны в сторону и тем самым убаюкивая. Юноша настолько увлёкся этим всем, что мог бы забыть о том, что рядом кто-то сидит, если бы холодные пальцы не пустили по его телу мощный разряд тока и мурашек. Вздрогнув, но не убрав руки, а даже наоборот, чуть сжав чужие пальцы вместо ткани поло, Ганс снова переключил своё внимание на сидевшего рядом молодого человека, черты лица которого виднелись сейчас особо чётко, хоть бери и рисуй. Воображение вот уже нарисовало картину того, как Маркус на протяжении нескольких часов сидит так неподвижно, смотря на него с каким-то непонятным блеском в глазах, а на холсте перед Гансом постепенно возникает его копия, его мрачный портрет на фоне очертаний сумеречных аттракционов. Всё это предстало перед ним настолько чётко, что аж дух захватило, а пальцы не спешили расставаться с такой приятной, пускающей по всему телу мурашки, прохладой.
Какое-то время он сидел так, мигая глазами, как филин из какого-нибудь мультфильма и молчал, чуть поглаживая грубую кожу, словно запоминая каждый квадратный сантиметр.
- И правда, хватит зависать, - согласно кивнув и мысленно уже окрестив себя сумасшедшим, проговорил Швиммер и соизволил-таки отпустить руку собеседника. Хотя её особо никто и не держал. - Много чего волнует. Что-то сильно, что-то слабо, но всё это перемешивается вот здесь (он легонько постучал указательным пальцем по своему виску) и так расстраивает, порой расшатывает моё эмоциональное состояние, что я тону в меланхолии.
Проблем было много, большинство он сам себе создал и выдумал непонятно, зачем, но если он сейчас соберётся открывать ему всю свою подноготную, рассказывая обо всём, что сейчас роилось в его голове, то им могло бы и ночи не хватить на это всё. Ганс это понимал, но и молчать тоже не мог, после очевидного намёка на то, что да, его сожрут с потрохами его мысли. Спасибо за информацию. Вот только не всегда приятно вываливать на едва знакомого собеседника столько всего и сразу, нужно было поймать за хвост именно то, чем можно было поделиться так, чтобы оно хотя бы ненадолго исчезло, не порождая кучу новых неспокойных мыслей.
Резинка, затянутая сильно туго в порыве лёгкого гнева и тоже добавляющая свой вклад неприятной, но несильной болью, скоропостижно скончалась, лопнув. Волосы растрепались ещё сильнее, скрыв его лицо от взора Маркуса, но он был слишком занят своими мыслями насчёт представления этому лицу какой-либо информации о своих угрызениях, чтобы как-то поправить положение своего внешнего вида.
- Просто грызёт меня какой-то червячок, заставляя думать о том, чтобы было, если бы некоторые моменты в моей жизни произошли раньше, позже или вообще не произошли бы, - притянув колени к груди и уперевшись пятками на край скамьи, проговорил Ганс и обнял руками ноги, рассматривая свои вены, видневшиеся из-под сияющей в лунном свете бледной, почти прозрачной кожи. Уже второй месяц лето пошёл, а загар на эту кожу не берётся. Оно и к лучшему. - Мог бы не попасть сюда, остаться где-то там, где был когда-то в прошлом, зацепиться за что-то и нести бренное существование. Без каких-либо полезных умений и без магии.
И всегда вместе с подобными мыслями ему представлялась роль людей, не владеющих никакой магией, в современном обществе. Возможно, участь он так в обычной школе, к нему относились бы с боязнью, с равнодушием и презрением. А вот что хуже, сейчас ему неизвестно.
- А ты демон, да? - спонтанные вопросы возникают неожиданно и задаются неожиданно, невпопад, иногда с желанием огорошить собеседника или отвести разговор от неприятной темы. Швиммер же задал его просто так, потому что подумалось и потому что язык мой - враг мой. На самом же деле было в какой-то степени приятно, что можно рассказать кому-то о чем-то личном, грызущем уже довольно давно, не заботясь о каких-либо последствиях. Просто потому, что вот именно сейчас так хочется, просто потому, что ситуация к этому вполне даже располагает.

Неосознанная забота со стороны собеседника была такой же неожиданной, как и появление здесь Маркуса несколькими минутами назад. Или часами? Осознание времени и ориентация в пространстве в таких ситуациях притупляются, отходят на второй план вместе с осознанием действительности. Именно поэтому ночью люди и нелюди позволяют себе те вещи, о которых даже боятся думать до наступления темноты. Тому может быть пример случайной половой связи, что открывается утром в виде ужасного подводного камня или скелета в шкафу, или же что-то более приятное, например, долгожданное и рисковое признание тому, кто не безразличен. Утром оно вспоминается либо как сладкий сон, либо как кошмар с горьким послевкусием. Всё зависит от того, какой ответ был получен.
На прикосновение к своим волосам и невольно к коже Ганс отреагировал лёгким, таким же неожиданным румянцем, который всё же отчётливо был виден на бледных щеках его. Провел по волосам в том же направлении, вторя движениям руки Маркуса и улыбнулся уголками губ в ответ на его улыбку. Казалось, что-то странное, будто зажигалка, щелкнуло внутри, а потом всё обожгло приятным пламенем, как в тот самый момент, когда юноша впервые ощутил, что такое есть магия.
Задержав пальцы в таком положении, будто собрался всю ночь держать прядь за ухом, не давая ей выбиться снова, Швиммер какое-то время неотрывно смотрел на ноги собеседника, не оценивая плачевное состояние его обуви, а просто рассматривая и изучая, чего у него давно не наблюдалось по отношению ко всем тем, с кем ему приходилось контактировать в последнее время.
«Завтра все эти откровения, прикосновения и ещё много всего, что может сейчас произойти, будут казаться лишь сном, мутными, полными непонятных эмоций грёзами. А потом повторится что-то подобное... и уже будет дежавю,» - мысли о прошлом постепенно начали отходить на второй план, затмеваясь новым роем мыслей, которые в основном отвечали теперь за смущение и бились с небывалым остервенением в его многострадальной голове.
Меланхолия начала разбавляться мечтательностью, но грусть не спешила покидать юное тонкое тело и сидела в нём злым ленточным червём, питаясь жизненными силами, но не убивая того, за чей счёт имеет честь питаться.
- Ты снова прав, чертовски прав, - тряхнув белобрысой короной волос и скрывая тем самым какую-то слишком широкую и глупую улыбку, ответил юноша и окончательно скрыл своё лицо между колен, вжавшись в них до такой степени, что стало жаль свою многострадальную переносицу. Но головы от колен он всё-таки не отнял, какая-то волна, горячая и одновременно холодная, накинулась на него, накрыла своим мощным делом, и сильный, морской ветер ударил в лицо, выбивая слезу.
«Сейчас расплачусь,» - пробежала в голове шустрая мысль, а к горлу подкатил непонятный ком. Только вот какие были причины для слёз? Не найдя их, Ганс всё-таки поднял голову, посмотрев сначала на небо, а потом на однокурсника, слёзы, стоявшие в глазах постепенно высохли, не решив таки прокатиться с ветерком по всё ещё пунцовым щекам юноши. Это и к лучшему, не хватало ему ещё разреветься, как девчонке после расставания с очередным кавалером. Когда не понятно до конца, радуется она разрыву или страдает.
Смех Маркуса казался сейчас самым лучшим звуком на свете, в любом случае, он расшевелил его, будто тряхнув за плечи, и заставил снова улыбнуться, ненадолго забыв о всех переживаниях.
- И как я их не заметил, - задумчиво проговорил юноша, продолжая улыбаться в ответ на реплику собеседника и неосознанно протягивая руку к его рогам. - Красивые.
Тонкие пальцы всё же касаются шероховатой поверхности, легко и почти невесомо проходятся по всей длине рогов, словно Швиммер что-то отмечает про себя, изучая их. Чуть закусив губу Ганс какое-то время любуется своеобразным расовым украшением темноволосого студента, а потом, будто опомнившись, опускает руку, случайно касаясь кончиками пальцев щеки демона и уже с долей какой-то вины смотря на него. Вдруг, нечто подобное может считаться у них чем-то интимным.
«И он ещё утверждает, что более-менее знает Демонологию. Собираются демоны, садятся друг напротив друга и рога друг другу щупают. Разогрев такой перед половым актом, а как же без этого,» - в голосе Жозефины слышится недовольство. Пробуждённая роем его мыслей, спектром эмоций, она явно не может простить ему подобного отношения, но всё-таки тихо извиняется и замолкает, как это обычно с ней бывает.
Это всё приводит Ганса в ещё большее замешательство, смущение новой волной накатывает, заливая краской не только лицо, но и виндевшиеся из-за заправленных прядей кончики ушей. Будто он только что сделал что-то неприличное и услышал колкое замечание на этот счёт. Опустив голову так, чтобы как можно сильнее скрыть своё красное лицо от глаз Маркуса, юноша чуть затряс плечами, то ли беззвучно смеясь над самим собой, то ли уже рыжая от смущения. Зато лишние мысли оставили его голову на какое-то время, поняв, что парень и так уже поехал вниз по наклонной.

Неспроста Луну называют королевой переменчивых, не зря на неё воют волки, а некоторые оборотни теряют контроль над своей животной сущностью и бродят в ночи кровожадными чудовищами, чувствуя её упрямый и не терпящий каких-либо возражений зов. Луна меняет многое, даёт вещам какой-то новый, не видный днём облик, всё кажется каким-то загадочным, иногда даже страшным. Многие признают обычные кусты и сухие ветки деревьев за лапы монстров, притаившихся во мраке ночи. Так почти невозможно узнать и собеседника, который сидит рядом, стоит только руку протянуть. Вечно задорный, резкий и даже немного грубый, каким Ганс видел своего однокурсника, встречая его в стенах Академии, сейчас пристал перед ним кем-то совсем другим. Внешне практически не изменился, но вот в поведении была видна какая-то сдержанность, будто он даже чего-то сильно желал, но не мог или не хотел позволить себе сделать.
Швиммер как-то резко прекратил свой беззвучный смех, замерев в той же позе, в которой и сидел. Даже не считал особо важным стереть слёзы, снова выступившие из глаз, но уже из-за смеха над своей собственной нелепостью и даже какой-то глупостью. Юноше на какое-то время показалось, что его прикосновения были приятны Маркусу, и это он старался отвергнуть как можно скорее, свалив всё на слишком уж загруженную голову и разыгравшееся под лунным светом воображение.
- У тебя холодные руки, - отчего-то решил заметить Ганс, выпрямившись и посмотрев на собеседника сквозь упавшие на лицо светлые пряди. Казалось, его сейчас ни капли не смущал его вид, голова была занята какими-то глупыми мыслями и желанием вновь коснуться тех холодных пальцев, сжать их несильно в своих руках или даже подышать на них, пытаясь согреть. Такие мысли можно было назвать следствием какого-то опьянения, но если учесть тот факт, что жозефина не был любителем алкогольных напитков, приходилось искать в своей голове какие-то другие объяснения этого странного желания, да и вообще поведения. Возможно, полнолуние так действовало на каждого, заставляя как-то реагировать на этот холодный, но мягкий лунный свет той равнодушной девицы, что является молчаливой покровительницей всех ночных существ.
В любом случае, молодой человек снова погрузился свои мысли, погряз в них, как невнимательный путник путается в трясине, начинает паниковать, дёргаться, давая болоту пожрать себя. Его больше всего беспокоило то ощущение, похожее на щелканье зажигалки при попытке выбить из неё искру, которая потом даст пламя, зажигающее уже готовую сигарету, бумажку или что-то, что сможет загореться или даже вспыхнуть от такого небольшого, но значимого огонька. Ганс был на начальной стадии чего-то странного, а потому и страшного. Именно сейчас в нём кто-то невидимый щелкал зажигалкой, пытаясь выбить искру и со временем раздражаясь.
«И что случится такого, если эта искра промелькнёт и даст жизнь пламени?» - холод на пальцах, теперь он держит руку Маркуса, до конца того не осознавая и отрешенно смотря на белесые шрамы. В голове уже мелькало не только желание согреть эти холодные пальцы любым известным ему способом, но уже хотелось сосчитать его шрамы, узнать их историю, если она вообще есть.
«Насколько далеко я могу зайти в своих спонтанных действиях, задумываясь о каком-то несусветном бреде,» - внутри зашевелился знакомый червячок, реагируя на то, что юноша снова собой не доволен, а это значило только то, что могут начаться угрызения самого себя без какого-либо внимания на того, кто сидит рядом.
Но отчего-то прежняя лавина не сошла, не накрыла с головой и, кажется, впала в какую-то спячку, не собираясь поддаваться очередному его негодованию. Рук Ганс так и не убрал, продолжая водить пальцами по видневшимся шрамам, где-то в подсознании ожидая того, что Маркус сам высвободит свои пальцы, даже немного надеясь на это.
Прикосновения к грубоватой и прохладной коже будоражили, отводили другие мысли в сторону, но не возвращали ясность в голову, чего так хотелось сейчас. Или же не хотелось, а просто казалось самым правильным и безопасным? Но ведь о какой безопасности может идти речь, когда он уже находится в заброшенном безлюдном месте, один на один  с, можно сказать, незнакомцем.
«А ведь я его даже не боюсь,» - рефлекторно убрав прядь с лица и заправив её за ухо, подумал юноша и поднял глаза на лицо однокурсника, ожидая увидеть там удивление, гнев, что-то, что поможет оттолкнуться, оторвать свои пальцы, которые уже, казалось, намертво приклеились к прохладной коже, подобно вставшему на рельсы составу, который движется вперед, несмотря на то, что в конце пути его ожидает обрыв.
Окончательно Ганс очнулся только тогда, когда пальцы его левой руки, перебегая со шрама на шрам и даже неосознанно их считая, дошли до локтя. Щеки снова загорелись, когда студент осознал, что и правда хоть и не зашел слишком уж далеко, но уже ступил эту дорожку. И странным показалось то, что его не прервали, заставив снова смущенно опустить руку и вцепиться пальцами в многострадальную ткань поло.
«Сегодня в прямом эфире мы изучаем анатомию демонов вместе с нашим добровольцем Гансом Швиммером!» - лунный свет и правда действовал на всех по-разному, Швиммер даже не обратил особого внимания на эту реплику, внутренне радуясь, что Жози не стоит перед ними прямо здесь и сейчас и не говорит эти же самые слова.

Отредактировано Hans Schwimmer (19-04-2018 19:45:24)

Всё это навевало далёкие воспоминания, когда в мальчишеской крови играют гормоны, требуя чего-то нового, внимания, неподчинения правилам, риска. Именно в такие ночи они сбегали от надзора старших, обычно небольшими компаниями сидели на таких же заброшенных местах и просто говорили обо всём подряд, наслаждаясь временной свободой, за которой потом следовало неизбежное наказание. С возрастом характер побегов менялся, они уже сбегали парами, как друзья или как нечто большее. Это стеснение в ночи, когда не видно лица собеседника, эти томные речи, взгляд, полный желания, горящие лица и покрасневшие от поцелуев губы. А потом всё это обрывается резкими откликами, двое отстраняются друг от друга и больше никогда не видятся. Ганс мутно помнил это минутное увлечение, когда тело брало верх над разумом, а потом оставалось только радоваться, что дальше поцелуев не зашло. Почему-то именно этот единичный случай он так старался забыть. И забыл, но вот память - штука странная - подкинула ему это воспоминания, когда мозг понял, что ситуация такая же или грозит ей стать.
Хриплый голос поздно донёс до него фразу, пальцы уже мяли ткань поло, вспоминая и желая снова бродить по его холодным, покрытым шрамами рукам, словно по клавишам потрёпанного, но такого родного фортепиано. Сразу вспоминались уроки музыки, строгий молодой преподаватель и немного шершавые холодные клавиши. Гансу уже надоело бороться с самим собой, что-то, по его мнению, плохое постепенно показывало своё превосходство, жажда сделать то, чего хочется прямо здесь и сейчас была выше здравого смысла, пусть даже Швиммер и старался остудить свою голову.
Но от глаз собеседника уже невозможно было оторвать своего внимания. Черные зрачки манили его, как чёрная вода на дне колодца манила проходившего мимо него и решившего туда заглянуть. Хочется прыгнуть вниз, дать воде сомкнуться над головой, принять в свои объятия и оставить навсегда с собой. И Ганс уже падал в этот колодец, не смея отвести взгляда от глаз Маркуса, как змея не может противиться гипнотизирующему движению дудки своего мучителя.
Бешено бившееся сердце замерло на тот момент, когда его пальцы обожгли холодом пылающую от румянца щеку, убирая выбившуюся прядь снова за ухо. Прикрыв на какое-то время глаза от непонятного удовольствия, пускаемого по всему телу такими же непонятными импульсами, юноша чуть потёрся щекой о шершавую ладонь однокурсника, как кошка ластится к хозяину, требуя внимания и дальнейших поглаживаний.
Сердце продолжало отбивать свой бешеный ритм, грозя рано или поздно сломать клетку, которая его держала, и выпрыгнуть наружу. И возобновившийся зрительный контакт только поддавал ему скорости. Все уже знали, что произойдёт дальше, всё ещё можно было изменить, стоило только отстраниться, пока в голове билась надоедливая и уже казавшаяся глупой мысль о том, что всё это неправильно и держится на одних лишь желаниях. Потому что уже так надоело отталкивать всех от себя, ограничивая мир, рисуя белым мелом круг и сторонясь всех, как злых духов.
Ганс ещё не осознал до конца, что всё-таки происходит, когда без какого-либо сопротивления позволил ему чуть наклонить свою голову. Дыхание сбилось от осознание того, что их лица сейчас находятся на расстоянии каких-то жалких паре сантиметров, он уже чувствовал горячее дыхание демона, его дурманящий голову и заставляющий забыть обо всём запах. И уже не было мыслей о том, что они практически ничего друг о друге не знают, вообще не было никаких мыслей, мир вокруг замер, ожидая чего-то таинственного, что может случиться только в подобную ночь.
Прикосновение чужих губ будто пропустило по его телу электрический разряд. Лёгкое удивление всё-таки промелькнуло в его лице, в его взгляде, но это длилось какие-то считанные секунды и сменилось другим выражением. Внутри снова что-то щелкнуло, та самая искра мелькнула где-то во тьме, наполняя всё тело каким-то странным теплом, разгоняя его по всем клеткам. Уже ничего толком не соображая, Швиммер накрыл ладони Маркуса своими и чуть подался вперёд, пытаясь запомнить это прикосновение к обветренным горячим губам, замереть, продлив этот робкий поцелуй хотя бы на несколько минут.
Биение сердца отражалось гулом крови в ушах и её пульсацией в висках, взгляд сквозь опущенные ресницы был каким-то мутным, не разбирающим очертаний находящегося близко лица, а дыхания просто не было, воздух замер где-то в груди до тех пор, пока организм не будет в нём нуждаться, как путник в пустыне жаждет воды. И даже прохладный ветер уже не пускал по телу мурашек, было слишком горячо, чтобы бояться холода.

Отредактировано Hans Schwimmer (20-04-2018 18:13:00)

Ничто не мешало луне освещать территорию заброшенного парка, но уже начинало казаться, что звёзды сияют ярче, почему-то возникла боязнь того, что на горизонте вот-вот заалеет рассвет, окрасив небо в тёплые тона и сказав прямо и чётко, что пора прекращать эту близость, возвращаться в реальность, где ждали дела и заботы. Но до рассвета было ещё довольно далеко, что только добавляло жара в кровь, сильнее сбивало дыхание и окрашивало щеки и кончики ушей.
Так близко, так горячо, что хочется расплавиться, раствориться в поцелуе, улететь туда, где холодно мигают звёзды. Их не касаются все мирские заботы, не беспокоят возникающие и рвущиеся отношения между этими шустрыми букашками, пока те льют слёзы от очередного обмана и безответной любви.
Лицо Ганса пылало, губы вместе с ним, будто их только что коснулись горячим боком кружки, поселив желание либо отпрянуть, либо только ближе прижаться. Кровь пульсировала в висках, сердце задавало особый ритм всему телу, заставляя юношу трепетать от нахлынувших ощущений. Хотелось только сильнее податься вперёд, углубить поцелуй, уйти в него с головой и отдаться этой минутной страсти.
В лунном свете и при такой близости лицо Алекса было таким четким, что можно было заметить любую морщинку, любое измение, которое могло промелькнуть в милом на данный момент лице. Сейчас он казался красивее всех на свете, от этого сердце сжималось, грудная клетка ныла, а в голове не было ничего, кроме спутанных мыслей и дикого, едва сдерживаемого в узде желания.
Прикрыв ненадолго глаза, юноша чуть коснулся губами его щеки, пока Маркус от него не отстранился. Дыхание вернулось к Гансу не сразу, ворвалось в лёгкие, заставляя задохнуться от неприятной, но терпимой боли и сглотнуть вязкую слюну. Сердце продолжало колотиться, из-за него чуть тряслось и тело, а рук Швиммер вообще не чувствовал, хотя снова касался пальцами холодной и грубоватой кожи однокурсника.
Жар царил во всём теле, заставляя ощутить всё, будто впервые. Нет, такого у него ещё не было, глаза так не горели, пьяно смотря на сидящего напротив.
- Как-то... странно, - слова с болью вырвались из горла, прозвучали тише, чем он рассчитывал, длинные пальцы невольно сжали ткань поло на груди, где продолжало колоть и саднить, будто после удара. - Не могу понять...
Хотел задать встречный вопрос, но голос его сел, поэтому проговорил он это одними губами, а потом вовсе опустил голову. Чуть пошатнувшись, подался вперёд и уткнулся лбом в крепкую грудь Маркуса, скрывая своё смущение в черноте его футболки и пытаясь восстановить дыхание. Птица молчала, удивлённо и даже как-то отрешённо молчала. Он не успел закрыться от неё, позволив неожиданным чувствам волной захлестнуть их обоих, но её сердце всё ещё принадлежало ему, а вот Ганс, в свою очередь, уже не был в чём-то уверен.
Не контролируя своё тело совершенно, юноша позволил себе скрестить дрожащие руки за спиной Алекса, как бы обнимая его. Хотелось хотя бы немного посидеть вот так, послушать биение его сердца, такое громкое и чёткое на фоне тихих звуков природы и скрипящих ржавыми суставами кабинок колеса обозрения. На долю секунды в голове промелькнула мысль забраться туда, устроиться в самой верхней кабинке и встретить там рассвет, сидя плечом к плечу и смотря на горизонт.
- Всё горит внутри, - тихие слова заглушились тканью футболки, от которой так приятно пахло самим Маркусом и немного улавливались лёгкие оттенки запахов тех мест, где он недавно побывал.

Сердце больно ухало в груди, продолжая молотом биться о рёбра и всё тело чуть содрогаться под его мощными ударами. В любом случае, так Ганс это чувствовал, предполагая, что со стороны это не так уж и заметно. Особенно сейчас. Особенно после того, что только что произошло между ними, чего не должно было быть при нормальном сценарии. Но кто кого спрашивал, как и что делать, как судьбе сплетать и расплетать нити, кроя свою запутанную, понятную только ей паутину. Длинные пальцы сжимали ткань тёмной футболки демона, будто юноша боялся, что он решит неожиданно исчезнуть и оставить его одного с таким гулом в голове от частого сердцебиения.
Было приятно прижиматься так к кому-то, чувствовать себя хоть немного защищённым в чьих-то будто бы случайных объятиях. Словно он на какой-то момент оказался в прошлом, когда всё было так хорошо, казалось таковым детскому, ничем не опороченному сознанию, когда чей-то такой же детский голос в голове был так нов и так необычен, что хотелось слушать его снова и снова, сваливая вопросы не только на свою внутреннюю сущность, но и на всех взрослых, которые попадались в поле зрения.
Вспомнились и вечера, когда они все собирались в большой гостиной у камина и слушали, как один из преподавателей читает очередную интересную книгу о дальних странах, невероятных приключениях и прочем, что так могло завлечь детей с их неокрепшими умами.
Он всегда умудрялся привлечь к себе внимание "отца", заслужить его расположение, поэтому в такие вечера чаще всего сидел подле него или, будучи ещё маленьким, взбирался к нему на колени и действительно чувствовал себя окружённым одними только родственниками. Профессор Швиммер любил гладить его по волосам и говорить, какие они мягкие, наверное, именно поэтому Ганс ни разу не стригся коротко, убеждённый в том, что такую красоту трогать не стоит совершенно.
Приятно было чувствовать чьё-то тепло, чью-то негласную защиту, засыпать на чьих-то руках, зная, что утром чудесным образом проснёшься в своей кровати, пусть потом "отец" и будет ворчать, что это в последний раз, что им уже нужно быть серьёзнее. Даже довольно строгое воспитание во все остальные дни не заставляло меркнуть эти светлые минуты.
Вот и сейчас он готов был уснуть на руках у Алекса, прижимаясь к нему и тихо сопя в надежде, что так же, как и в детстве проснётся утром в своей кровати, довольный тем, что его не разбудили, когда был дан общий отбой. Улыбнувшись своим воспоминаниям и услышанным случайным словам Маркуса, юноша вновь прикрыл глаза, надеясь растянуть этот момент и насладиться им полностью.
Но у однокурсника, как и у судьбы, были на него совершенно другие планы, видимо, поняв, что такими темпами он точно разомлеет и от какого-то непонятного счастья уснёт у него на руках, демон вернул себе прежнее озорство и, предложив прогуляться по этому заброшенному месту, тут же потащил его на поиски приключений, зомби-бомжей и оставшихся в ларьках вкусностей. Холодные пальцы немного отрезвляли голову, тело постепенно просыпалось от какого-то сна, от какой-то расплывшейся по нему и сковавшей его неги, заряжаясь энергией и жаждой чего-нибудь необычного и экстремального. Именно чего-то подобного в себе Ганс и опасался, толком не зная, что может натворить в периоды подобных порывов не оставаться в своём уютном знакомом гнёздышке, а носиться по всяким подобным этому местам, не собираясь беречь ни себя, ни кого-то другого.
Алекс держал его за собой, ведя вперёд сквозь заросшие любопытными, но не совсем радушными по отношению к нежданным посетителям кустами тропинки, соединяющие собой аттракционы и различные ларьки с едой, шариками и прочей яркой увеселительной чушью. То, что раньше радовало и одновременно раздражало глаз своей яркостью, весёлостью цветов и их сочетаний, теперь только нагоняло тоску выцветшими и потрескавшимися красками, покосившимися строениями и заржавевшими каркасами аттракционов, на некоторые из которых невозможно было взглянуть без слёз.
Ганс старался особо не отставать, чтобы Алексу не приходилось его прямо таки тянуть за собой, будто упирающуюся кобылку, которая хочет ещё немного поскакать на лугу, привлекая внимание жеребца. Поэтому ему иногда приходилось переходить на лёгкую трусцу, догоняя его, похожего сейчас на первооткрывателя или ледокол, который своим мощным телом уничтожает все препятствия для того, чтобы дать дорогу остальным, не способным на такие крутые подвиги.
Мысли юноши улетели куда-то далеко, в сторону мифологии, подвигов непобедимого Геракла и прочих героев, что так отважно сражались с монстрами, богами и даже самой природой. Это и стало одной из причин того, что жозефина не успел уловить момент неожиданной остановки своего предводителя и влетел всем своим телом в его широкую спину, больно, но терпимо ударившись многострадальным носом и даже тихо пискнув от неожиданности.
Маркус был похож на гончую, что замерла на распутье, принюхиваясь и стараясь вновь уловить будоражащий всё его существо запах желанной добычи. Швиммер даже на какой-то момент залюбовался им, наблюдая за каждым жестом и невольно думая о том, что не хотел бы оказаться той самой добычей, на которую могли бы спустить подобную гончую. Почему-то он был уверен в том, что демон может без лишнего труда сломать ему что-нибудь, только вот проверять это не очень-то и хотелось.
Подобные скверные мысли тут же исчезли, стоило только начать наблюдать за тем, как гончая превращается в обычного домашнего пса, чьи игрушки заперли поголовно в каком-нибудь шкафу, и он пытается их всеми средствами оттуда достать, спасая от заключения. Улыбка снова промелькнула на тонких губах, даже задержалась на них на какое-то время, не спеша куда-то уходить.
Шорох упаковки, радостное, похожее на детское восклицание, и в руки юноши тут же прилетела красочная пачка сладкого попкорна, что застала его врасплох и чуть не привела к скорейшему падению на мягкую траву, благо ловкие пальцы всё-таки смогли удержать её в руках.
- Ты уверен, что у него не вышел срок годности? - спросил Ганс и принялся вертеть в руках приятно шуршащую и распространяющую такой же приятный запах упаковку, дабы найти на ней срок годности. - Этот парк закрылся более года назад...
«Нет, ещё свежий, до завтра точно им будет,» - с долей удивления подумал молодой человек, заметив мелкие печатные цифры на обёртке и, сжав свой трофей тонкими пальцами, подошёл ближе к Алексу и поправил лямку сумки, тут же удивившись тому, что успел её не только захватить с собой, но и перекинуть через плечо.

Отредактировано Hans Schwimmer (26-04-2018 20:12:30)

Он действительно был похож на ребёнка, застрявшего в теле взрослого. Именно дети чаще всего живут одним днём, радуясь маленьким победам, как большим подвигам. Это не могло не заставить улыбаться при наблюдении за такой реакцией на победу над старым потрёпанным ларьком.
Холодные шершавые пальцы помогли найти на упаковке попкорна срок годности, только вот почему-то Гансу не хотелось, чтобы демон выпускал шуршащий материал и продолжал невольно касаться его пальцев своими, пуская по всему телу юноши небольшие разряды, от чего Швиммер чувствовал себя странно, но не хотел избавляться от этого чувства. Последующий вопрос вогнал молодого человека в краску, заставив тонкие пальцы зашуршать по упаковке, машинально открывая её. Вместе с характерным звуком и следующим за ним приятным запахом сладкого попкорна Маркус открыл рот, явно призывая Ганса к действиям. Даже будь это всё обычной шуткой, сегодня он готов был рисковать и делать всё, что захочется самому. Сейчас для начала хотелось сделать этот заветный шаг вперёд, сильнее приблизиться к склонившему в его сторону голову спутнику и вновь коснуться обветренных губ своими. Что он и сделал. Подавшись вперёд, робко, почти невесомо поцеловал Алекса и, чуть отстранившись, тут же отправил в открытый рот небольшую порцию попкорна, задев нижнюю губу дрожащими пальцами.
«Что я делаю...» - приложив ладонь ко лбу и сметая с него выбившиеся светлые пряди, юноша только сильнее покраснел, но взгляда от однокурсника не отвёл даже тогда, когда выражение его лица изменилось, заставив Швиммера на какую-то секунду принять эти изменения на свой счёт и почувствовать неприятный укол в область сердца.
Звуки, доносившиеся неподалёку, просто заглушились шумом крови в ушах и грохотом падающего сердца. В любом случае, долго думать над произошедшим ему не дали.
- Сматываемся, - цепкие пальцы вновь обхватили запястье жозефина, не оставив никакого выбора, никакой возможности выяснить, что всё-таки происходит. Поэтому пришлось просто подчиниться, стараясь не отставать от идущего широкими шагами предводителя и вновь иногда срываясь на бег, просто чтобы не заставить тащить себя или вообще бросить на середине пути.
Они удалялись всё дальше от того места, шли в самую глубину, что заставляло юношу волноваться сильнее. А волнение и неизвестность порождали страх. Страх порождал глупые вопросы, нервный смех и парализацию всего тела. Так обычно и умирают, не имея возможности или даже желания убежать, когда на тебя несётся какой-то ненормальный с оружием. Ганс уже хотел затормозить, упереться пятками в рыхлую землю, вспороть её своими силами и напором идущего впереди спутника и накинуться на него с вопросами, что это вообще значит и какого чёрта они так несутся в самую темень и глушь парка.
«Швиммер, в кои-то веки закрой свой рот, не издав ни единого звука, и послушай кого-то, кроме себя. Сейчас не та ситуация, чтобы показывать характер и жажду знать ситуацию полностью,» - сущность накинулась на него, как голодный волк кидается на овцу, не давая даже возможности возразить, заставляя подчиняться своей железной воле и оставлять все свои глупости за порогом, спеша за тем, кто тащит тебя вперёд, ничего не говоря и, кажется, только пытаясь уберечь от чего-то.
Наверное, это и заставляло его, несмотря на зародившийся страх к неизвестному, идти вперёд, смотря в спину Алекса и надеясь, что он и правда знает, что делает. Холодные пальцы как-то сильно сжали тонкое запястье, оставляя на бледной коже следы и заставляя Ганса тихо пискнуть от неожиданной жгущей боли, видимо, демон начал сам раздражаться, либо чувствуя бурю внутри него, либо из-за всей этой ситуации.
«Больно,» - зацепившись длинными пальцами свободной руки за запястье Маркуса, он постарался, если и не вырвать свою руку из его цепкой хватки, но хотя бы ослабить её, что привело только к новой вспышке боли, которая, казалось, вот-вот и сорвёт все краны.
- Больно, мне больно, Алекс, - одновременно с долей просьбы и стали в голосе проговорил юноша, надеясь достучаться до сознания своего предводителя, но не упираясь пятками в землю и продолжая следовать за ним. Либо продолжал доверять, либо боялся, что при остановке спутник просто сломает ему запястье, рванув вперёд.

Ганс едва не влетел в Алекса, когда тот снова резко остановился и повернулся к нему всем телом, ослабляя хватку и выпуская его запястье из капкана своих пальцев. Юноша ощущал себя лисом, что неудачно попал своей лапой в сооружённую умелым охотником ловушку и теперь мучается от жгущей боли, боясь, что не сможет спастись бегством. Швиммер замер на месте, не решаясь дотронуться своими пальцами до покрасневшей кожи, наблюдая за тем, как резко изменилось лицо демона. Лунный свет отчётливо показал, как разгладилась складка раздражения на лбу, что явно свидетельствовало о том, что его спутник, возможно, даже и не осознавал, что невольно причинял ему боль несколько минут назад.
Всё-таки коснувшись подушечками пальцев того места, где ещё ощущалась стальная хватка сильных холодных пальцев Маркуса, жозефина облизнул высохшие губы и посмотрел на однокурсника, будто впервые видел его таким. Он вообще не мог припомнить того, чтобы неизменный гнездоносец перед кем-то извинялся, поэтому и был приятно удивлён, несмотря на неприятную пульсацию в районе запястья, где уже утром можно будет обнаружить браслет из синяков, что будет чётко выделяться на бледной коже. Будто он уже принадлежит ему.
- Верю, - отогнав непрошеные мысли и ласково улыбнувшись уголками губ, коротко ответил Швиммер, этой улыбкой и всем своим видом показывая, что верит ему и не собирается ни злиться, ни обижаться на него.
В любом случае, Алекс резво перевёл разговор в более весёлое и полезное на данный момент русло. Когда они стремились уйти от чего-то, понятного пока только одному предводителю этой группы полуночников, состоявшей из двух студентов. Посмотрев в сторону колеса обозрения, юноша быстро зацепился взглядом за ту кабинку, о которой шла речь, и тут же вновь перевёл свой взгляд в сторону собеседника, снова замечая на его губах ту обольстительную улыбку, что, впрочем, не сулила ничего хорошего. Только предупреждала о том, какие тараканы водятся в этой лохматой голове, и что эти тараканы могут выкинуть в любой момент. Это настораживало и интриговало одновременно, отчего сердце снова забилось чаще обычного, а на щёки вернулся тот лёгкий румянец, что чётко выделялся на бледной коже.
Ответа он, конечно же, снова не стал ждать, решив вновь взять всё в свои сильные демонские руки и показать, кто здесь действительно штаны носит. И сделать это не совсем стандартным способом, показав чудеса своего тела и взобравшись по скелету аттракциона на назначенное место, что находилось довольно высоко и опасно покачивалось на ветру.
Отвлёкшись на пару минут, Ганс снова поймал себя на том, что забывает некоторые свои действия, совершённые в спешке. Так, например, он нащупал в сумке открытую пачку попкорна, которую, видимо, успел убрать туда, пока они преодолевали расстояние от того ларька до колеса обозрения. Вспомнив, что теперь связывало его мысли с этой пачкой лакомства, юноша вновь вспыхнул, накрыв щёки ладонями. Но тут же вернулся к Маркусу, который привлекал к себе внимание прыжками в кабинке и мог уже с уверенностью поймать пару недоуменных взглядов со стороны Ганса, если с той высоты в темноте его можно было разглядеть.
Оказалось, что так он проверял кабинку на прочность, что заставило Швиммера тут же задуматься о том, что они могли бы сделать, если бы эта кабинка рухнула с такой высоты с демоном внутри. Снова возвращались мрачные мысли, что были ненадолго заглушены радостными криками однокурсника, оповещающими о том, что кабинка официально проверена Алексом Маркусом и Гансу можно тащить наверх свои косточки.
«Я бы не советовала напрягать недавно восстановившуюся руку. Но ведь в кабинке кое-что, что, кажется, грозит в скором времени стать дороже неокрепшей кости, - слова внутренней сущности заставили жозефина сильнее покраснеть и уцепиться руками за шершавые опорные балки, чувствуя, как холод медленно движется от пальцев по всей длине рук, постепенно парализуя. - Лети, птичка моя. Навстречу светлому будущему».
Видимо, это была месть за то, что он заставил её испытать вместе с ним ранее. Продолжая краснеть, подобно школьнице на первом свидании, Ганс добрался до кабинки, где уже находился Алекс. Не так быстро, конечно, но добрался, при этом даже не почувствовав сильной нагрузки. Собственное тело не переставало его удивлять.
Кабинка опасно пошатнулась, когда юноша ступил на её ржавое дно, что заставило его пошатнуться вместе с ней и прямо-таки рухнуть на сидение, при этом успев ухватить однокурсника за руку.
«Ну, если и умирать, то вместе...»
«Даже не вздумай мне тут».
Слова Птицы утонули в подсознании, стоило Швиммеру только очнуться от небольшого падения и принять нормальное положение. Отсюда открывался такой чудесный вид, что дух захватывало, заставляя сердце ненадолго замирать и падать вниз, тихо громыхая на всё тело при обратном подъёме. Весь парк аттракционов был как на ладони, освещённый будто бы прощальными лучами полной луны, что медленно тянулась к западу, предвещая скорое восхождение солнца с востока. Отчего-то хотелось остановить время, замедлить этот момент, чтобы вдоволь им насладиться, впитывая в себя открывшуюся картину, как наивное дитя впитывает в себя что-то прекрасное, что видит впервые. В такие минуты забываешь обо всём, даже о том, что продолжаешь держать своего спутника за руку, хотя в этом уже нет никакой необходимости.

Отредактировано Hans Schwimmer (03-05-2018 21:25:25)